Малевич о себе

От состовителей.

Не только творчество, но и сама личность Казимира Малевича в последние годы вызывают напряженный интерес. Все чаще Малевич воспринимается как центральная фигура русского авангарда, в характере и судьбе которой сфокусированы черты целого движения. Широкая известность авангарда не сделала его более доступным и легким для восприятия. Присущая ему загадка тем очевиднее, чем яснее, что его создавали люди из плоти и крови, а не «безродные марсиане», по выражению Бенедикта Лившица. Эта книга призвана в какой-то мере осветить проблему соотношения частной жизни художника и содержания его искусства. Применительно к создателю беспредметной живописи это представляется существенным, так как в последней отсутствует прямая связь с жизненными реалиями.
Настоящее издание было задумано как сборник воспоминаний о К. С. Малевиче. Долгое время в литературе о нем мемуары составляли лишь небольшую часть. Самые ранние из них (не считая прижизненных) появились в печати в 1957 году, одновременно с серией выставок Малевича на Западе. Это были краткие заметки-воспоминания М. Ф. Ларионова, А. Б. Певзнера и П. А. Мансурова; позже о своих встречах с Малевичем написали немецкие и польские авторы. Сообщаемые в этих публикациях сведения отличались противоречивостью и неполнотой. Вслед за тем наступила длительная пауза. В условиях закрытости темы на родине художника поиск источников был затруднен. Единичные материалы, появлявшиеся в СССР и за границей (сочинения Ю. П. Анненкова, О. К. Громозовой), были малосодержательны. Складывалось впечатление, что книга воспоминаний о Малевиче безнадежно запоздала.
Причина заключалась не только в запретах. Искусство авангарда никогда не было в России по-настоящему популярно. Физическая жизнь большинства его мастеров оказалась длиннее их экстравагантной славы, круг вдумчивых, компетентных мемуаристов - слишком небольшим. Пожалуй, лишь посмертная судьба В. В. Маяковского стала исключением. В 1960-е годы новая волна интереса к «левому искусству» вызвала к жизни ряд замечательных сборников воспоминаний (например, о В. Э. Мейерхольде). Однако живописцев авангарда это не коснулось. Казалось, все, что сохранилось из написанного о Малевиче, - только «осколки», фрагменты навсегда утраченной картины.
Задуманная книга и должна была состоять из таких неравноценных, иногда малозначащих, но дополняющих друг друга фрагментов. К работе над ней подталкивало сознание стремительно уходящего времени, В конце 1980-х годов еще были живы жена и дочь Малевича, несколько хорошо знавших его художников, и хотя не все смогли откликнуться на нашу просьбу, каждый рассказ о событиях более чем полувековой давности воспринимался, как небольшое чудо. К полученным материалам удалось присоединить все то, что было собрано исследователями авангарда Е. Ф. Ковтуном, А. В. Повелихиной, В. И. Ракитиным, А. Е. Парнисом, В. Д. Дувакиным в основном в 1970-е - начале 1980-х годов. Кое-что было записано учениками Малевича А. А. Лепор-ской, Н. М. Суетиным, их дочерью Н. Н. Суетиной и другими и до поры до времени хранилось втуне. Понимая значение Малевича, многие из них старались оставить о нем хотя бы несколько строк, наговорить что-то на магнитофон. Обо всех них хочется вспомнить с благодарностью.
Особой удачей представляется нам сотрудничество с К. И. Рождественским, до конца жизни сохранявшим, несмотря на преклонный возраст, прекрасную память и ясность мысли. В общении с ним поражало полное доверие и желание поделиться малейшими подробностями, вспыхивавшими, иногда неожиданно для самого Константина Ивановича, в его памяти. Но еще более важным было понимание им личности Малевича, внутреннее созвучие с его индивидуальностью (что в свое время отмечал, например, Л. А. Юдин). Рождественский не просто вспоминал, но помогал проникнуть в логику некоторых высказываний мастера, в ход его мысли; вот почему, несмотря на первоначальные протесты мемуариста, в одном из материалов мы сохранили форму интервью, причем наиболее ценным в нем, на наш взгляд, является именно объяснение, расшифровка случайно оброненных фраз или шуток Малевича. На прямолинейный вопрос: «А что он этим хотел сказать?» - Константин Иванович отвечает серьезно и подробно, расширяя и углубляя проблематику того или иного конкретного разговора с учителем.
С открытием архивов, ростом интереса к наследию Малевича количество материалов стало стремительно возрастать. Событием стало появление воспоминаний И. В. Клюна, ближайшего друга Малевича (и самого дотошного из мемуаристов). Возникли «из небытия» и другие уникальные документы - например, записная книжка матери Малевича с ее польскими стихами и фрагментами дневника.
И все же самое интересное в мемуарной литературе - воспоминания людей, равновеликих герою книги, его конгениальных соратников. Здесь Малевичу не слишком повезло. Прожившие долгие жизни Д. Д. Бурлюк и А. Е. Крученых обмолвились о нем немногими фразами. В. В. Маяковский и В. В. Хлебников рано умерли, да и не стали бы писать мемуаров. Знавший Малевича лучше других М. В. Матюшин, возможно, просто не успел этого сделать, В. Е. Татлин - не захотел (он вообще не принадлежал к «пишущим» художникам). М. Ф. Ларионов писал на склоне лет и без особенного увлечения; С. М. Эйзенштейн вместо запланированных воспоминаний сочинил сценарий-эссе, использовав выразительную «фактуру» Малевича и беглые впечатления от общения с ним в беллетристических целях. Откровенно пристрастные строки посвятил Малевичу А. М. Родченко. Ни Н. А. Удальцова, ни А. А. Экстер, ни Л. М. Лисицкий не оставили воспоминаний. Может быть, авангардное мышление вообще как-то противоречит склонности к мемуаристике? Наконец, проживший «под знаком» Малевича мно-